Выражаю благодарность Алфавиту за предоставленные буквы.
Эссе было написано в "заметках" в моем мобильном телефоне. Тапками не бить, я не претендую на что-то там. Выкладываю скорее для того, чтобы не потерять.
У Рваного Пакета было трудное детство. Ну, это по нашим, человеческим, меркам оно было трудным, а для Пакетов - самое обыкновенное. Да и вообще, оно не было настоящим детством в привычном для нас с вами понимании этого слова, потому, что у Пакетов нет возраста. Так вот. Появление на свет нашего Пакета не отличалось от миллиардов других. Первое его воспоминание - это большой штамп, оставивший на нем уродливую Картинку, с которой он обязан был теперь уживаться. Потом, вместе с другими Пакетами с Картинками его долго держали в темноте. Он вспоминал сильную тряску, из-за нее Картинка чуть не стерлась о соседний Пакет. Следующее воспоминание - тяжелые Предметы, запиханные в него. Они кололись, тянули его вниз и даже разрезали Пакет от Картинки до самого низу. Когда у Пакета оторвалась Ручка, его, наконец, отпустили. Сначала он долго валялся в куче вонючего Мусора. Конечно, наш пакет не чувствовал запаха, потому, что у Пакетов нет носа. Потом его подхватил Порыв осеннего Ветра. Они долго летали над серым Городом, над Центром, над Окраинами, снова над Центром и снова над Окраинами... Город не был красив сам по себе, а с высоты полета - так и вовсе уродлив. Но Пакет наш этого не знал, ведь он никогда не видел других Городов. Поэтому ему нравилось летать вот так, из ниоткуда в никуда. Конечно, все хорошее когда-нибудь заканчивается, особенно, если вовремя не заплатить. Так вот, однажды Ветру надоело играть с Пакетом, и он улетел, оставив пакет падать на огромную свалку на западной Окраине Города. Черные Вороны били его крыльями, драли длинными черными когтями. Гонимый вниз холодными и тяжелыми каплями осеннего Дождя, Пакет упал огонь, и, плавясь в огромном костре на самой вершине свалки, пакет в предсмертной агонии обнял собой уродливую Картинку, пытаясь ее спасти. Но понять что это, как и все в его жизни, было бесполезно, он не успел.
Я видел, как догорал Пакет, как оранжево-черными слезами капала Картинка. Я ткнул в него палкой, на что огонь отозвался сердитым шипением.
Я думал о том, что все, кому не удалось пронести свою ношу до конца, сгорают.
У Рваного Пакета было трудное детство. Ну, это по нашим, человеческим, меркам оно было трудным, а для Пакетов - самое обыкновенное. Да и вообще, оно не было настоящим детством в привычном для нас с вами понимании этого слова, потому, что у Пакетов нет возраста. Так вот. Появление на свет нашего Пакета не отличалось от миллиардов других. Первое его воспоминание - это большой штамп, оставивший на нем уродливую Картинку, с которой он обязан был теперь уживаться. Потом, вместе с другими Пакетами с Картинками его долго держали в темноте. Он вспоминал сильную тряску, из-за нее Картинка чуть не стерлась о соседний Пакет. Следующее воспоминание - тяжелые Предметы, запиханные в него. Они кололись, тянули его вниз и даже разрезали Пакет от Картинки до самого низу. Когда у Пакета оторвалась Ручка, его, наконец, отпустили. Сначала он долго валялся в куче вонючего Мусора. Конечно, наш пакет не чувствовал запаха, потому, что у Пакетов нет носа. Потом его подхватил Порыв осеннего Ветра. Они долго летали над серым Городом, над Центром, над Окраинами, снова над Центром и снова над Окраинами... Город не был красив сам по себе, а с высоты полета - так и вовсе уродлив. Но Пакет наш этого не знал, ведь он никогда не видел других Городов. Поэтому ему нравилось летать вот так, из ниоткуда в никуда. Конечно, все хорошее когда-нибудь заканчивается, особенно, если вовремя не заплатить. Так вот, однажды Ветру надоело играть с Пакетом, и он улетел, оставив пакет падать на огромную свалку на западной Окраине Города. Черные Вороны били его крыльями, драли длинными черными когтями. Гонимый вниз холодными и тяжелыми каплями осеннего Дождя, Пакет упал огонь, и, плавясь в огромном костре на самой вершине свалки, пакет в предсмертной агонии обнял собой уродливую Картинку, пытаясь ее спасти. Но понять что это, как и все в его жизни, было бесполезно, он не успел.
Я видел, как догорал Пакет, как оранжево-черными слезами капала Картинка. Я ткнул в него палкой, на что огонь отозвался сердитым шипением.
Я думал о том, что все, кому не удалось пронести свою ношу до конца, сгорают.